До событий 1905 года русское общество было во многом равнодушно к армянскому
вопросу. Сколько-нибудь горячее “участие” в армянских делах принимали только
Величко, Меньшиков и прочие борцы с кознями мирового еврейства и армянского
капитала. “Даже передовые группы нашего общественного мнения относились к
армянскому мартирологу с равнодушием, как к делу, конечно, прискорбному по
человечеству, но далекому и чужому. Между зрением многих русских прогрессистов
и несчастьями Армении обидно стояла призма русского Закавказья, в городах
которого армяне до последнего своего разорения представляли элемент капиталистический
и консервативный...
Таким образом, в русском общественном мнении армянский вопрос оказался зерном
между двумя жерновами. Реакционеры и консерваторы, панславизм и руссификация
объявили армянству войну, как силе революционной, а прогрессисты, не забывая
в армянах “торгашей”, обдали их холодом защиты корректной, но бесстрастной,
по долгу службы общей гуманности, без малейшего увлечения. “ (Амфитеатров,
стр.20). Крайне правые публицисты, уже тогда начавшие разрабатывать тему “армянского
национализма”, естественно, приписали ему и инициативу резни. То же самое
утверждала, как это ни парадоксально, часть грузинских социал-демократов.
Ибо арменофобия вообще была традиционно сильна в Грузии, порождая симпатии
к “добродушным” татарам против “коварных” армян. Разница состояла в том, что
если черносотенцы обвиняли армянскую нацию, то марксисты формально переносили
свой гнев на армянскую буржуазию, которая “при содействии духовенства совершенно
сковала армянский рабочий люд средневековыми идеями и национальным шовинизмом”.
Причем “идеологи армянской буржуазии, начиная с революционных организаций
(т.е. Дашнакцутюн и Гнчак, кстати, членов II Интернационала - П.Ш.), распространяют
между народностями антагонизм, вражду и фанатизм. («Т.Л.», 1.10.1905). В результате
татары чуть ли не вынуждены были резать армян.
Логика обвинений в адрес “революционных организаций” при этом такова. Армянские
революционеры, вопреки принципам интернационализма, призывают массы к борьбе
с турками. Они проповедуют “средневековые” идеи национального сплочения и
национальной борьбы (шовинизм!), в ущерб классовой борьбе против реакционной
буржуазии (оппортунизм!) и духовенства (клерикализм!). И подобная абсолютизация
классовой борьбы отнюдь не была плодом марксистского догматизма, ибо применялась
она только в требованиях к армянам. В принципе же социал-демократы (даже большевики)
вполне признавали тогда “прогрессивное значение” национальной буржуазии окраин
и тем более национально -освободительной борьбы. Таким образом, марксистская
фразеология служит тут лишь для оформления традиционных армянофобских чувств,
того шовинизма, который так ярко проявился у грузинских деятелей в 1918-21
годах.
Другой грузинский публицист, Леван Кипиани, признавая татар и власти зачинщиками
резни, укорял армян участием в резне, призывая их “успокоиться ради покоя
жен, сестер и детей”. “Что же касается утверждения..., что армяне... не в
силах бороться с “ужасною” провокацией, то на это скажу следующее. Нет такой
ужасной... силы, которая бы не оказалась жалкой и бессильной перед дружным
напором всех сознательных сил, когда весь народ, все его элементы ясно и определенно
выставляют борьбу с известным темным общественным явлением... И мне всегда
казалось, что армяне, как народ более культурный, должны обладать более высоким
коэффициентом сопротивляемости провокации. Но происходит что-то странное,
нелепое, непонятное...” («И.О.», 6.12.1905).
На это последовал резкий ответ редакции «Нового Обозрения»: “... тогда надо
допустить, что армяне взялись за оружие лишь для того, чтобы нарушать покой
жен, матерей и детей, в том числе и своих. Сидя в кабинете, можно, конечно,
говорить о “коэффициенте сопротивляемости”; но когда кругом льется кровь,
пылают села и целой народности грозит опасность быть стертой с лица земли,
тогда, суждения о “коэффициенте сопротивляемости” приобретают характер прописной
морали. Правда, “происходит что-то странное, нелепое, непонятное”. Происходит
то, что, доведенные до отчаяния, армяне берутся за оружие и для предупреждения
дальнейших нападений иногда сами переходят в наступление. Быть может, в этом
г. Кипиани видит странное, нелепое? Но поймите же, что к этому средству армяне
прибегают как к единственному выходу, как к способу устрашения невежественной
татарской массы, на которую может воздействовать только физическая сила. “
(там же).
Но армянофобские заявления, впрочем, и на Западе не соответствовали общему
тону реакции на события в России. Нельзя сказать, чтобы резня особо потрясла
мир на фоне всех событий того памятного года, однако она произвела немалое
впечатление, причем, что характерно, Запад обратил пристальное внимание на
Закавказье именно в связи с пожаром нефтепромыслов.
Лейтмотивом отношения широкой русской и мировой общественности к закавказским
событиям было безоговорочное сочувствие к армянам, в которых видели “культурный
народ”, ставший жертвой провокации самодержавия, а также темноты и невежества
окружающих племен. При этом, как видим, даже жестокости армян воспринимались
как нечто естественное и чуть ли не необходимое в данных условиях, и не могли
поколебать принципиальной установки. В зависимости от политических воззрений
наблюдателя, мог подчеркиваться либо, наоборот, затушевываться (даже отрицаться)
момент провокации или, наоборот, “расовой и религиозной ненависти”. Так, публицисты
церковного направления были склонны винить якобы врожденную ненависть мусульман
к христианам, тогда как радикалы утверждали, что весь “армяно-татарский антагонизм”
искусственно придуман властями. Так считали, например, социал-демократы. Их
антагонист, космополитический магнат Нобель тоже утверждал, что “национальный
вопрос разгорелся вполне случайно” («Биржевые ведомости», №2(4), 26.8.1905).
“Кто умышленно и искусственно держит народности Кавказа в невежестве?..
- вопрошал тифлисский общественный деятель П.А.Аргутинский. — Кто натравливал
одну народность на другую? Кто даже шемахинское землетрясение объяснял Божьим
гневом на армян? На все эти вопросы ответ один: подвижники и приспешники того
режима, который довел Россию до полного обнищания, до царства произвола и
насилия, до Мукдена и Цусимы. “ («И.О.», 4.12.1905).
Если в России особое внимание уделяли обличению правительства, то на Западе
были более склонны подчеркивать тот факт, что гибнущее самодержавие нашло
свою опору именно в татарах, которые рисовались как воплощение варварства.
“Армяне - наиболее образованная и трудоспособная нация по сравнению с другими
народностями Кавказа, А турецкий народ имеет консервативное мышление и придерживается
традиций, которые диктуют ему уважение царского самодержавия”- писала парижская
«Тан» в дни бакинских пожаров (15.9.1905). “Пропасть разделяет два народа,
— вторила ей «Матэн» (20.9.1905). — Инстинкты и цивилизация столкнулись в
Баку. Татары
взялись наказать свободолюбивых армян, идеалы которых представляют большую
опасность для правительства”. “Кровопролитие на Кавказе, — утверждал публицист
Виллари, — лишь часть той борьбы, которую ведет цивилизация против азиатского
варварства. “ (цит. по: Э.Оганесян, “Век борьбы”, т.1, стр.157).
Любопытно, что эти общие для европейского либерализма и демократии взгляды
разделяли и будущие палачи армян — младотурки? в те годы числившиеся революционерами.
Один из идеологов их партии, редактор газеты «Ичтиат» Абдулла-Джевут-бей выпустил
в Женеве на турецком языке брошюру “Воззвание к кавказским магометанам”, в
которой указывал на провокацию властей и невежество татарских масс, как на
причину трагедии:
“В чем же причина этих бедствий? Быть может, вы ответите на это: национальная
вражда, экономическое соперничество, религиозная ненависть? О, нет, ничего
подобного! Братья-магометане, знайте хорошо, что вы обмануты... Магометане,
откройте ваши глаза, вы в глубоком заблуждении. Если вы не перестанете продолжать
враждебные действия против армян, вообще против не-магометан, то эти дикость
и варварство неизбежно приведут к двум результатам: во-первых, армяне, грузины,
евреи, поляки и другие гораздо развитее, просвещеннее и богаче нас, они больше
магометан жаждут мирной, спокойной и свободной жизни. Ваша вражда, направленная
против них, может лишь задержать введение благих и общеполезных реформ, которыми
озабочена Россия. Во-вторых, те же народности, испытав на себе последствия
этой вражды, преисполнятся ненависти к вам... Поэтому необходимо, чтобы вы
жили солидарно и мирно... Если необходима борьба, то она должна быть направлена
не против других народностей, а против нас самих, против нашего невежества
и тлетворных нравов. Наш враг — в нас самих, это - наше невежество и наша
грубость. Прошло время пустых и трескучих слов и не время гордиться прошлым.
“ (цит. по: «Т.Л.», 13.9.1905).
|
