С Авлабара видно все. Весь Тифлис с его закоулками: Шайтан-базар, Эриванская площадь, Мыльная улица, Нарикала, церковь святого Саркиса, Сион, греческая церковь... С Авлабара видны дома господ Хатисова, Мелик-Казарова, караван-сарай Тамамшсва, театры Тер-Осипова и Зубалова, гогиловские бани... С Авлабара видны зелено-голубые глаза мадам Соломки, белоснежные ноги мадам Сусанны, гордая грудь калбатоно Мэри, вздымающаяся, как фуникулер. С Авлабара видны деньги, которые прячет у себя в тюфяке мелочный торговец Мартирос, видны седые волосы пухокрада Софо, заплаты Верзилы Сако... Да что там - с Авлабара видны Коджор, Борчалу, Шавнабади и... Париж! С Авлабара видны тифлисские свадьбы и похороны, болезни и сны... С Авлабара видны беды Тифлиса. И если кого-то уж очень сильно охватит тоска, то с Авлабара ему станет виден винный погреб Саркисова, где «опьянеть стоит один абаз». Это значит: не вино стоит один абаз, а один абаз стоит потопить свое горе в вине. Пей сколько можешь - плати всего абаз. Знают там, что много невзгод и в Тифлисе, и вокруг Авлабара, и на Авлабаре... На Авлабаре люди строго придерживаются законов чести, ничего друг другу не прощают в вопросах чести, из-за чести готовы убить и себя, и друг друга. И любят здесь так же неистово, как ненавидят, как убивают. А если любовь несчастливая, то доставай абаз и иди в винный подвальчик Саркисова.
Кинто Горело полюбил нелюдимку Олю, каждую ночь собирал он сорок дудукистов и пел на Авлабаре песни, пел Саят-Нову и Бесики, чтобы на лице угрюмой красавицы промелькнула тень улыбки, чтобы она хоть разок взглянула в его сторону своими печальными глазами. Звуки сорока дудуков расстилались над Тифлисом, как просторная скатерть на щедром столе, готовом к пиршеству. Сила этих звуков заставляла раскачиваться кресты на церквах, словно то были ивы.
Любовь бродила по Авлабару, и кто мог знать, откуда эта шалунья появится и куда пойдет? Одного она возвышала несказанно, другого превращала в посмешище - навешивала на него дап и кяманчу*, сажала на его плечо соловья, и этот скоморох шатался по улицам, и голос его звенел по всему Авлабару, а значит, и по всему Тифлису. Авлабар одну жертву любви почитал, а другую втаптывал в грязь, гнал прочь с глаз своих. Попробуй, например, полюби господин Асатурян, Мирза Асатур Хан, когда-то самый уважаемый человек на Авлабаре, философ, который все знал, повидал свет, о Диогене рассказывал. Волосы у него белые, как чистота Авлабара, глаза голубые, как мечты Авлабара, ростом он высокий, высится над людьми, как Авлабар над Тифлисом. Самый умный, самый ученый, ну просто ходячая библиотека! В Сололаке говорит по-армянски, в Вере - по-грузински, на церковном дворе - на грабаре**, с ремесленниками Сирачханы - на ашхарабаре***, на Дворцовой площади - по-русски, на турецком майдане - по-персидски, в Киричной - по-немецки, а с авлабарцами - на авлабарском языке! А на каком языке заговорила с ним любовь - никто не смог разобраться. На Авлабаре не сомневались, что Мирза Асатур но знал ее языка и не должен был на ном говорить. Но посмотрите - он и на этом языке заговорил. Уж лучше бы молчал! Опозорился на весь Авлабар! Теперь никто но мог им гордиться. А жаль! Когда-то авлабарцы специально носили шапки, чтобы снимать при встрече с Асатур Ханом, - как еще они могли выразить свое почтение? А теперь? Он был один такой на весь Авлабар, а туда же, смешался с горемыками. Теперь о чем его спрашивать, ежели он сам нуждается в совете? Вот оно как... Эх, господин Асатур, сын джугинца**** Мирзи Асатур Хана, ты ведь родился в самом старинном и уважаемом семействе Авлабара, ты истинный авлабарец, наш ум и совесть, ты ездил в Германию учиться, жил как святой, в Эчмиадзине изучил Слово Божие, в Венеции выучился философии и истории страданий человека... Да как же мы позволим размалеванной, смазливой рожице растоптать нашу любовь и гордость?.. Когда умер твой отец. Мирза Хан-старший, Авлабар был в горе и трауре, под его гробом прошли все карачохели, учителя и артисты, кинто несли впереди гроба все сады Мцхета, цветы с землей и корнями, сам Габриэл-ага Сундукян шел сзади, сняв шляпу. Пронесли его по Авлабару, потом несколько раз по Тифлису, снова вернулись на Авлабар и предали тело земле в Великом Ходживанке. Так-то...
_______________________
* Дап и кяманча - армянские народные музыкальные инструменты.
** Грабар - древнеармянский язык.
*** Ашхарабар - современный армянский язык.
**** Джуга - древний армянский город, ныне Джульфа
_______________________

А ты что сделал, Асатур Хан, приемный сын наш и отец родной, наша академия? Неужели наук и языков не хватило, чтобы объяснить тебе, что любовь - не твое дело? Ты - другой со своими седыми волосами, божий человек, отец Авлабара. А потом - кого ты полюбил? Сорвал бы веточку по себе, взял хотя бы ту же ориорд* Парандзем, девушку немолодую, а то - вертихвостку выбрал. Неизвестно, откуда она взялась, наплевала на весь Авлабар и однажды, как вороватая кошка, пробралась в твой дом и вышла оттуда брюхатая. Что же это такое?..
_______________________
* Ориорд - барышня, мадемуазель
_______________________

Говорят, Асатура присушила к ней гадалка Варо, желая его опозорить. Слава Асатура не давала ей покоя. Шутка ли: Варо предсказала дату смерти американского президента, приезд в Тифлис и даже на Авлабар царя Николая II. Она прикрепила у себя на стене фотографию царя, стоящего во весь рост, на фоне Авлабара, то есть Варо объединила вместе две фотографии - царя и вид Авлабара. Как она ухитрилась сделать это, никто не знал, да и не спрашивали. Для Варо это не составляло труда. На вопрос, как же случилось, что никто не видел здесь царя, она с нервным смешком отвечала: «А он ночью явился, прохвосты вы этакие, чтобы не слышать ваших громких криков. Так-то вот!»
А теперь этот Асатур Хан со своим немецким, со своими голубыми глазами хочет перебежать Варо дорогу. «Моих рук дело, - подтвердила Варо, - это я заговорила его, хотела сбить с него спесь и сбила». Не знали авлабарцы, верить ей или нет. «А теперь сделай так, чтобы к нему вернулся разум», - сказали они.
Долгое время все были обижены на господина Асатура, ходили с непокрытыми головами, чтобы при встрече не пришлось снимать шапку, избегали проходить мимо его дома, на рынке, заметив его, поднимали цены... И все же краешком глаза наблюдали за своим бывшим кумиром и всякий раз с сожалением вздыхали.
На их глазах родилась дочь у Цецилии, маленькая Вард, Вардуи, Вардо, Вардуш, Вардик... Настоящая авлабарка, его творение. Все видели, как помолодел, даже красивее стал Асатур Хан, как во время службы приосанивался, поднимал очи горе, глядя на скопившиеся под куполом молитвы, насыщенные светом.
И слезами наполнялись глаза людей.
По воскресеньям седовласый Асатур выходил с маленькой Вардик и гулял по Авлабару, и казалось, то Христос сошел со своей дочерью. Какое-то новое Евангелие от Авлабара.
Сколько мог Авлабар дуться? И он сдался. Как мог не понять любви Авлабар - сам дитя и плод любви? Ну, пускай, пускай... Что делать, если Цецилия не во вкусе Авлабара, если все это немного смешно...
И опять снимали перед ним шапки, опять улыбались, а главное, свято охраняли его любовь, его семейную честь. Таков Авлабар - душа нараспашку, но в то же время и ревнивый. Семья Асатур Хана - это и его семья, и если он принял ее в свои объятия, то уж в ответе за нее, жизни не пожалеет ради нее. И каждый раз при виде Асатур Хана и Вардик радовался Авлабар и поражался, как он раньше не замечал этакую красоту... Ведь и так тоже может любить Авлабар, и так тоже... Каждое воскресенье кинто приносили маленькой Вардо черную и белую туту в табахе*, а артисты театра дарили цветы маленькой Вардуи. Авлабарцам была дорога честь Асатура, они с уважением здоровались с тикин Цецилией, сопровождали ее почтительными взглядами. Не дай бог кому-нибудь не так посмотреть на нее. Упаси боже! Авлабар был горд и ревнив, но имел сердце ребенка. Однажды прямо со сцены театра схватили Яго и сбросили с Метехской скалы в Куру. А потом с той же страстью стали спасать исполнявшего эту роль актера Сехбосяна. «Что вы делаете? Вы сумасшедшие!» - заплакал Сехбосян, когда его откачали. Ва! - удивился Авлабар.- Не понимаешь? Мы утопили Яго и спасли актера. Что тут непонятного?» Сехбосян подумал и согласился. Мудрый Авлабар, безумный Авлабар!..
_______________________
* Табах-деревянный поднос, который кинто носили на голове.
_______________________

И этот самый Авлабар, что на улицах следил за мужчинами, как бы те не бросили нескромный взгляд на тикин Цецилию, что всегда назначал ей телохранителей - то Гоч Гево, то Стрижку Шаво, - этот Авлабар увидел и схватился за сердце: «Ох, умереть мне, да что ж это такое?!» - Цецилия выходит с Авлабара и отправляется на Головинский, в сад Муштаид и даже - в Нахаловку! Что у нее там за дела? Хоть Авлабар и находился в Тифлисе, но делать ей там нечего! Чего ей здесь не хватает? Базара? Вон он. Церкви? Пожалуйста. Театра? Милости просим.
И многое узнал Авлабар об этом нечестном мире, опечалился, задумался, посидел немного в подвале Саркисова и решил: «Цецилия должна оставить Авлабар, пусть убирается на все четыре стороны!» И Авлабар установил ее вину, припер, прижал к стене. Их Асатур Хан должен оставаться незапятнанным, надо сделать так, чтобы он не сломился, потому что Авлабар знал: если человек сломился, отступил перед своей совестью и честью, он может погибнуть. Он постепенно начинает прощать все, вначале он позволяет, чтобы его обманули раз, потом проглатывает другой неблаговидный поступок, а дальше уже и сам может говорить неправду... И исчезает его божественная сущность. Асатур Хан может опуститься, потерять свой небесный лик, стать, не дай бог, таким, как Ялла Степка... Ведь мир погибнет тогда... Не так уж просто сотворить правдивого, чистого, справедливого человека с божьим ликом, чтобы так легко потерять его.
Не должна ложь коснуться Асатур Хана. Раз мы знаем об этом, пусть узнает и он, чтобы не стать посмешищем на весь Авлабар. Потеряет он свою цену, и правда его будет смешной, станет хуже лжи...
И поговорил Авлабар с Цецилией, и у нее не было иного выхода, сдалась она, обещала все, как они велят, сделать. Однако и она была не промах, и когда в присутствии авлабарцев рассказала Асатур Хану о своих приключениях, добавив: «Ну что, этого вы хотели?» - то после этого, когда, казалось, все уже кончилось, обвела всех взглядом и словно взорвала все вокруг: «И ребенок не твой!» Опешили авлабарцы: «Ох!» Это &ох!» тучей повисло над Авлабаром. Ведь и Авлабар виден отовсюду: с Головинской, с Веры, с Нарикалы и даже с Нахаловки, черт возьми! При слове «ох!» все взглянули наверх - сейчас грянет гром, ударит град и побьет оскверненный Авлабар, потерявший стыд Авлабар. «Жизнь наша, Христова дочь Вардик становится базарной девчонкой, дитем торга».
Асатур Хан вначале опечалился словам Цецилии, потом спокойно сказал: «Вардик моя дочь».
Авлабарцы удивленно воскликнули: «Ауфф!»
«Как это, ага Асатур? - спросили они. - Она ведь сама говорит».
«Она не знает»,- ответил Асатур Хан, и глаза его смотрели ясным взглядом, и все знали, что он не умеет лгать.
«Как это я не знаю?» - рассердилась Цецилия.
«Ты не знаешь»,- ответил Асатур Хан, и Цецилия растерялась, сначала нагло рассмеялась, потом, с сомнением поглядев на авлабарцев, в бессилии заплакала.
«Хорошенько подумай, Асатур Хан, - сказал строгий поборник чести Давид, - коли сама говорит, тут что-то есть».
«Нет ничего»,- с открытым лицом, улыбаясь, ответил Асатур Хан, и Давид замолчал и задумался.
Асатур Хан был убежден, и все поняли, что он знает нечто другое, что выше того, что известно акушерке, - это было по ту сторону обычных, простых законов тела.
«Не плачь», - утешающе сказал Асатур Хан Цецилии. И Цецилия тоже поверила ему. Весь Авлабар внимательно оглядел Вардик и увидел, что она и в самом Деле дочь Асатура, хорошенькая девочка, чудо-девчушка. Увидели, как любит Асатур Хан Вардик, увидели эту великую любовь, которая не могла быть неправдой. Любовь объясняла все. А что Асатур Хан любил Вардик, а она - его, было очевидно. Эта любовь была как свечение, на каком бы расстоянии друг от друга они ни находились. И если Вардик была на одном конце Авлабара, а Асатур Хан - на другом, то светился лежавший между ними весь Авлабар...